Погожий день медленно перетек в вечер, заливая оранжевым синий горизонт; морской бриз начал нести некую прохладу, знаменуя приход последней ночи пребывания в южном королевстве - заказанный регентом поезд отбывал завтра днем, о чем Хартстоун поведала присутствующим прямо на пляже. Сохраняя меры безопасности, точное время было известно ограниченному кругу лиц, а потому прислуга ринулась собирать вещи своих господ. Самих же гостей ждал званный ужин в кругу высокопоставленных лиц - небольшой бал для избранной шахматной королевой элиты, устроенный в знак перемирия. Перспектива провести остаток дня скучающей фигурой у стены не обрадовала Квинси, но он послушно последовал указаниям регента. 

Следующее же утро для подростка выдалось куда более красочным, когда на балконе его неожиданно выхватил из устроенных рутинных планов Фернанд; рефреном всю неделю звучали альковные вздохи, но последний морской променад запал Алоису переживанием столь глубоким, что ему понадобились долгие часы, в которых он помещался в свои теплые воспоминания, чтобы осознанно утопать в пережитом, как в самых ярких и чувственных фантазмах, укрепляя любовь свою доселе неизвестными переживаниями. 

Обратная дорога была мирной, хотя набравшись столькими впечатлениями, Алоису было досадно покидать солнечные земли. Сменяющиеся пейзажи вновь замерзли под холодами червонной зимы, насильно напоминая о том, что сейчас неспешно шествовал январь, а не запальчивый июль. Изогнутые черные линии ветвей, слегка припудренные снегом, тоскливой аркой сопровождали полу-пустые вагоны. Сереющее небо падало сначала на голые поля, но вскоре они сменились белыми саванами, укутывающими холодную землю. Короткий миг отдыха медленно подходил к концу, однако, несмотря на унылость погоды в червонном королевстве, суверены несли радостные вести, что уже успели, пускай и не официально, но просочиться в массы, а значит, торжествующая толпа с нетерпением будет ждать прибытия своих «героев», желая отметить удачно завершившиеся перемирие двух стран. 

Сначала причиной молчания Элизабет были предоставленные ей для чтения бумаги и словесная баталия между Ферном и Терезой - было сложно и внимательно вчитываться, и не терять нить разговора, и регенту приходилось несколько раз возвращаться к одному и тому же предложению, проверяя его на наличие хитрой игры слов или любой другой неудобной Червонному королевству уловки. Такая пассивность раздражала Хартстоун - не она ли собиралась взять переговоры почти полностью в свои руки, чтобы окончательно раздавить упрямство Зауэр и напомнить Алоису, что не стоит кусать ту руку, которая поддерживает его владениях порядок? Молчание виделось Элизабет фатальной ошибкой в дальнейших отношениях с подопечным - когда мальчик повернулся к ней после речи Блэквелла, в его глазах ей почудились вызов и презрение. Сколько бы девушка ни пыталась успокоить себя тем, что ей показалось (право, как будто Алоис и раньше не метал в ее сторону злобных взглядов!) и что все его недовольство это всего лишь бытовая обида, взять себя в руки не выходило. Со стороны ничто не выдавало состояния Хартстоун - выражение ее лица словно застыло с того момента, когда она в последний раз говорила. Было ли это проявлением стресса или же невероятной силы самообладание, Бет сама не смогла бы сказать. Так или иначе, было не время в себе разбираться - надо сбросить с себя эту душащую заторможенность и вернуться в разговор.

- Что касается мер по беженцам - мы рады, что наши предложения не вызывают у вас мгновенного отторжения. В конце концов, после войны людям не помешает подобного рода дисциплина, - после инициированного Ферном тоста регент наконец подала голос, - Мы принимаем ваше желание предотвратить возможные проблемы, связанные с происходящими на острове экспериментами, - Элизабет повернулась к юноше и кивнула ему в знак того, что высказала по поводу острова и документов все, что хотела, и что он может передавать документы. Отпив вина, Хартстоун продолжила говорить, - Наша сторона тоже заинтересована в расследовании всего, что имеет связь с Хаттером. Будем рады сотрудничеству, и да будет оно плодотворным!

Мягкая полуулыбка продолжала осенять бледные ланиты достопочтенной правительницы, что так упрямо вела нелегкое сражение со своим организмом; звуки в голове начали сливаться в ужаснейшую какофонию, эхом чеканившую слова, кои она не могла бы присвоить себе и озвучить как собственный мысли. Борьба эта становилось всё сложней, и даже отвлекаясь на собственную племянницу, тихо восседающую рядом с ней, у нее не получалось смирять бурные потоки наносного, словно заклятием, возмущения. Однако вид её оставался чинным. Девушка еще раз одарила каждого из сотрапезников внимательным взглядом, подмечая и скромную растерянность со стороны Хартстоун, предполагая, что состояние червонного регента вызвано истощающей тревогой, и чванливые взгляды Квинси, недовольно и брезгливо перебирающей приборами подданное рыбное кушанье, и воинственно-доброжелательный настрой Блэквелла, предпринимающего все доступные ему меры, дабы сохранить гордость своей страны, но и не проиграть сложенные давеча потуги в строительстве мира между двумя сторонами. Разные в своей сущности, но отнюдь не блеклые, гости казались ей такими живыми и по своему наполненные; увы, ей не удалось устроить по-настоящему дружескую атмосферу, что смогла бы полностью обнажить их натуры, но медлить было нельзя - противники мирного исхода войны могли в любой момент нанести решающий удар, что посеет еще больший раздор. За одну смерть было заплачено слишком много жизней, а возможность отомстить сказалась лишь на невинных гражданах - злодей же пал без помощи монарха. Эта распря прогрессировала пять долгих лет, заходя лишь в еще большие тупики и не оставляя никому места для отступления. 

– Решительно разделяю Вашу радость, – отвечала правительница, медленно вставая с бержера, – Пускай же сотрудничество наших стран не остановится на расследовании одного дела, – голос её приобрел силу, с которой правитель оглашает свои конечные резолюции или зачитывает вдохновленную речь, – Отныне обидам прошлого не место в нашем совместном будущем, – декламировала девушка уже не только для своих гостей, но и для всех присутствующих, что следом за Белой Королевой поднялись со своих мест, готовясь аплодировать своему монарху, – Мне нет причин не доверять Вам, ибо в пороках мы равны, а доблесть и честь познаются лишь в поступках. Мы многое потеряли, но с этого дня обретем вновь кое-что важное - союзника, равного нам по силе. Как старые друзья, разрешающие конфликт, мы все найдем в случившимся урок и более не повторим зловещих ошибок. Узы наши, после всех испытаний, лишь больше скрепятся, и каждый станет немного мудрее прежнего себя. Общий траур скрасим рождением нового общества, где не будет места разоряющей ненависти; я отдаю своё предпочтение согласию и свету, былой же войне отвечу отречием, – под ликующие аплодисменты придворных, она вновь сделала небольшой глоток хмельной жидкости.

Но слабость поразила её внезапной дрожью; бокал с вином со звоном рухнул вниз, обагряя белые скатерти. Прислуга кинулась к королеве, подхватывая её и усаживая на место до прихода лекаря. В суете, пока девушку, обмахиваемую веерами со всех сторон, не потерялась лишь Зауэр, державшая за руку Её Величество; глаза властительницы Шахматных земель покрылись пеленой, а по августейшим губам струились капли крови. Но столь же неожиданно, как и усугубился приступ, он отступил. Сознание потентата стало прояснится, боли же, как будто доселе и не было, а об полу-обморочном состоянии напоминала только темно-багровая полоска на белом платье. Отогнав от себя посторонних, дворянка изумленно смотрела на маршала, желая поделиться чудом столь быстрого выздоровления, но заводить об этом беседу при посторонних она не захотела. Впрочем, Тереза поняла её и без лишних слов, кивая и поправляя свой парадный мундир. Теперь маршал могла видеть происходящее чуть яснее, и заметила ожидающих разрешения подойти двух гвардейцев - они незаметно явились в самый разгар паники, а потому сдержанно стояли у колон, обвитых флористическими каскадами, будто бы прячась. Женщина грозно подозвала подчиненных, кои немедленно просили разрешения зачитать срочную депешу вслух. 

– Только, если оно требует внимания других, – строго наказала Зауэр и солдаты переглянувшись, решительно предположили, что неотложное дело касается всех присутствующих. 

– «В первом часу этого дня в западном крыле начался пожар, предполагающий, что караульные главных ворот устроили безуспешный взрыв. Капитан дворцовой стражи занимается допросом свидетелей, виновники по собственной воле вскрыли себе горло.»

– По собственной? – возмутилась маршал, когда бледнеющая от тревоги правительница, издала громкий всхлип, – Террористический акт, – заключила она, складывая руки на груди, – Причина провала взрыва известна? 

– Да, повреждение используемых снарядов. Ночью прошел дождь.

– Значит, готовились заранее… Заговор против перемирия от безмозглых диссидентов. Кто занимался набором рекрутов для наружных караульных? – ворчала маршал, лихо ярившись внутри, – Требуется незамедлительно вывести всю прислугу и служащих с территории, подвергнуть допросу каждого, вышестоящих лиц эвакуировать из опасных зон в сопровождении личной охраны, а все караулы должны быть собраны на дворцовой площади, я не потерплю у себя государственных изменников.